|
В день открытия Венецианской биеннале-2007 Саймон Хьюитт встретился с куратором российского павильона Ольгой Свибловой за завтраком (довольно поздним) неподалеку от Большого канала. Экспозиция Click I Hope, составленная из инсталляций Саши Пономарева, Юлии Мильнер, Андрея Бартенева, Арсения Мещерякова и группы АЕС+Ф, была просто ошеломляющей – и визуально, и технически. И, не в последнюю очередь, потому, что у Свибловой было только шесть месяцев на то, чтобы организовать и собрать выставку и найти 30 миллионов рублей на ее оплату…
DE I: Вам нравилось заниматься этой биеннале?
О.С.: Это – самая трудная выставка в моей жизни! Я была в цейтноте, я очень уставала… У меня было всего шесть месяцев на подготовку, и мне очень не хватало денег.
DE I: Сколько?
О.С.: Бюджет был 900 000 евро. Федеральное агентство дало 8000. Остальное мне пришлось искать самостоятельно.
DE I: Когда вы впервые приехали в Венецию для подготовки к выставке?
О.С.: 17 января. Российский павильон был просто в руинах. Там жили бомжи, которые не могли даже развести огонь, – настолько там все отсырело. На стенах везде была плесень. В общем, ужас.
DE I: Вас это шокировало?
О.С.: Я была готова. Я всегда готовлюсь к худшему.
DE I: То есть вам нравится преодолевать трудности?
О.С.: Нет! Мне нравятся хорошие идеи. Если я не загораюсь, ничто не может сдвинуть меня с мертвой точки. А без трудностей гораздо лучше. Я их не люблю. Но если проблемы есть, их надо решать. Мне нравится идти вперед. Я могу сделать что угодно, если есть зачем: если вижу свет в конце тоннеля.
DE I: Как вы стали куратором российского павильона?
О.С.: Впервые представители Федерального агентства заговорили со мной об этом в июле 2006 года. Я тогда сказала: «Да, я, вероятно, займусь этим, если вы назначите меня куратором в сентябре. Это будет поздновато, но я справлюсь». Но сентябрь пришел и ушел, потом октябрь, ноябрь… А в декабре, когда я была в Лондоне, мне позвонили и сказали: «Поздравляем! Вы – куратор! Вы рады?»
DE I: Почему же было потеряно столько времени?
О.С.: Это долгая и запутанная история. Случилось и случилось. И я вполне понимаю, почему.
DE I: А что вы обсуждали с Федеральным агентством в июле 2006 года?
О.С.: Я была здесь два года назад и неплохо знала павильон. Тогда я хотела сделать проект с Андреем Бартеневым – конструкцию с позитивным посылом в духе башни Татлина. Но к декабрю это стало уже невозможно. Если бы у меня было еще два месяца, я бы это сделала.
DE I: И что же вы предложили взамен?
О.С.: Я стала обсуждать этот вопрос с художниками. Я представляла себе, где должны быть пространство конфликта и пространство катарсиса. Я уже слышала музыку будущего павильона. Знала, где должны быть рай и ад. Я ощущала звуковую концептуальную структуру.
DE I: Вы говорите о звуковой структуре, но о вас обычно вспоминают в связи с фотографией, то есть с визуальным.
О.С.: У меня в голове все время звучала музыка из «Звездных войн». Но проект, который мне хотелось осуществить, не был полностью реализован. В России не так много художников, с которыми я могу работать. Чтобы быть уверенной, что все будет работать, мне нужны были люди, которым я могла бы доверять в техническом плане. Было так много факторов риска, сложная структура российского павильона диктовала структуру инсталляции. Павильон состоит из двух отдельных этажей, и перестраивать его у нас не было времени. Все это совершенно разрушило ощущение той инсталляции, которую я себе представляла. Инсталляция в искусстве напоминает поход в кино: добрался до кинотеатра, зашел, ощутил ритм и увидел развитие сюжета от завязки до финала… Но как можно развивать сюжет экспозиции, если даже не знаешь, с какого места посетители начнут осмотр? Где начало? На первом этаже или на втором?
DE I: Вы думали обо всем этом в январе, еще не зная, с какими художниками будете работать?
О.С.: Да. Потом стала выбирать художников. Я выбирала из тех, кто раньше в биеннале участия не принимал. Некоторые были заняты, некоторые – не очень, но все согласились. Я рассказала Юлии Мильнер о своих проблемах с этой чертовой биеннале и о проекте, который задумала, – звуковой скульптуре. Через неделю она позвонила мне и сказала: «У меня есть идея». И рассказала о своем проекте. Я тогда ответила: «Милая моя деточка, утро вечера мудренее. Подумай еще. Я совершенно не понимаю, о чем ты говоришь!»
DE I: А вы уже тогда сказали Юлии, что хотите, чтобы она приняла участие в выставке?
О.С.: Нет. Ничего не говорила. Мы просто болтали. Но ее это вдохновило, и это вдохновение принесло необычные плоды. Она позвонила мне в конце января, и я тогда сказала ей: «Не мешай мне, я занимаюсь серьезными вещами!» Но она все равно рассказала мне о том, что задумала. Я тогда ничего не поняла, но что-то в этом показалось мне привлекательным. Обычно, когда я хочу сделать что-то хорошо, я понимаю, что я делаю, но тут я совсем не понимала.
DE I: Это для вас было своеобразным вызовом? Трудностью, которую надо преодолеть?
О.С.: Да. Но тем не менее это чем-то привлекало меня. И мы начали обсуждать эту идею. Я потратила столько времени на обсуждения – не только с Юлией, со всеми вокруг. И все говорили, что я сошла с ума. Но чем дальше, тем больше я в это погружалась. Часто в час или в два ночи (это единственное мое свободное время в Москве) мы с Юлией выходили в Интернет, и я стала читать, что люди пишут в своих блогах… Она открыла для меня целый мир.
DE I: Когда вы придумали название Click I Hope?
О.С.: Сразу же. Меня привлекает красота простых конструкций. Я люблю философию, мне нравится связь ощущений. Мы сразу же решили, что это будет Hope (надежда), а не Love (любовь), потому что в европейской культуре, среди понятий веры, надежды и любви, надежда – сильнейшее. Можно жить без любви и без веры, но без надежды жить нельзя. Поэтому название Click I Hope родилось еще до того, как я вообще что-то поняла. Я знала, что это риск и меня за это убьют.
DE I: А что думали об этом другие художники?
О.С.: Все говорили, что я сумасшедшая. Здесь были две потенциальные опасности. Во-первых, Юлия молода, и ее еще не очень многие знают. Во-вторых, она красивая. Мне говорили: «Она же модель!» Она действительно была моделью. Приведи модель в мир искусства, и можешь быть уверен, что все сразу начнут тебя критиковать. У меня не было ничего – ни денег, ни власти, а я Но мне была нужна инсталляция для первой комнаты. Сначала я хотела сделать в ней облицовку из телевизионных экранов, но изза технических и материальных проблем это оказалось невозможным. Поэтому мы и попытались сделать «Душ». У меня не было денег, я не знала, что делать, но продолжала упорно жать мышкой на I Hope…
DE I: И все художники надеялись вместе с вами?
О.С.: Абсолютно. Все знали, что нам нужна куча денег.
DE I: А тот факт, что весь верхний этаж занимали работы Пономарева, не обидел других художников?
О.С.: Пришлось побороться. Я сказала им: «Обещаю, если у павильона будет успех, то он будет общим, и каждый художник получит награду!» Я знала, как люди будут реагировать на инсталляции. Я понимала, что одним понравятся АЕС+Ф, другим – Бартенев, а третьи предпочтут Пономарева… Я знала, что менее одного процента поймут Click I Hope, но также и то, что российский павильон запомнят как раз за Click I Hope. Возможно, чтобы понять то, что Юлия Мильнер делает сегодня, людям понадобится время, но со временем ее, безусловно, поймут. Я в этом уверена, потому что знаю о ее будущих проектах. Я уверена, что новое интернет-искусство будет полностью интерактивным. Уже когда я сменила название своей организации на Мультимедийный центр искусств, я была уверена в том, что наше будущееЯ боюсь в него входить: если я это сделаю, останусь там жить – интернет-арт. Искусство, которое можно и увидеть, и потрогать. Я просто ожидала его появления.
DE I: Павильон расположен на двух этажах. В каком порядке лучше всего смотреть экспозицию?
О.С.: Сначала идите смотреть работы Пономарева. Люди наблюдают реальность через экраны своих телевизоров: сегодня это – высшая власть. Но экраны компьютеров – это новая реальность, которая завтра станет сильнее, чем телевидение. Это – самая суть нашей концепции. Кажется, что нам нечего сказать и мы просто сделали бессмысленный душ. Но этот душ отражает тоталитарную природу телевидения. Поверни кран – и изменишь содержание. Можно смотреть новости и репортажи о катастрофах, можно переключиться на спорт или фильмы о природе, на порнографию, но отключить душ нельзя, потому что его давление, его власть сегодня абсолютна. Потом наступает очередь «Волны» Пономарева. Это – стадия катарсиса. Коммуникация похожа на волну. Здесь на смену телевизионным волнам приходит настоящая волна в двенадцатиметровом стеклянном тоннеле. Вода – это основа Жизни. Вода – это Природа. Поэтому я стремилась к тому, чтобы после дискомфорта, вызванного давлением телевизионного «душа», человек попадал в огромное пространство, где Пономарев своим дыханием создает волну настоящей воды и указывает путь к горизонту. Потом мы переходим к «Дворникам». Здесь снова телеэкраны, но на сей раз они омываются настоящей водой.
DE I: Удалось ли в конце концов использовать структуру павильона так, как вам хотелось?
О.С.: Очень важным было именно то, что я знала структуру павильона. Она похожа на структуру мира: верх и низ – как рай и ад. Поэтому внизу мы нагнетаем ощущение опасности. Это как Ад – отражение новой реальности этого виртуального мира. Поэтому именно там находятся инсталляции Бартенева и АЕС+Ф.
DE I: То есть вы хотите, чтоб для посетителя павильона все заканчивалось в аду?
О.С.: Да, но я также хочу, чтобы он потом вышел оттуда, взял мышь и щелкнул ей на фразе I Hope.
DE I: Теперь, когда павильон открыт для публики, что вы чувствуете?
О.С.: Ничего. Я не довольна. Я не недовольна. Я вымотана. Я довольна, что это работает. Было столько разных технических проблем. В Венеции так грязно и сыро… Экран Юлии на солнце разогревался до 100°C и переставал работать… На мне висел такой груз ответственности – за идеи, за художников, за технологии… Это убивает в человеке все чувства. Я была готова к смерти в Венеции.
DE I: Как же вы выжили?
О.С.: Я встретила столько друзей, и они помогли мне. Я благодарю: Федеральное агентство – за доверие и поддержку, наших спонсоров – впервые российские бизнесмены объединились, обычно они финансируют что-либо только по отдельности, а также владельцев ЦУМа, которые купили «Душ» и «Дворники». Сейчас все счастливы.
© DE I / DESILLUSIONIST №10. «ЛЮБОВЬ, УСИЛИЯ, НАДЕЖДА»
| 
