|
Петр Николаевич Мамонов приучил прессу за словами ездить к нему в деревню. Но летом этого года случилось удивительное: Мамонов приехал сам в город Сочи, на открытие кинофестиваля «Кинотавр», чтобы поддержать фильм Павла Лунгина «Остров». Мамонов стал для «Острова» не только актерским стрежнем, но и «правильной ногой», на которую опиралась каждое утро съемочная группа. Петр Николаевич мягко и неотвратимо убеждал режиссера отказываться от сценария, замыслов и снимать нутром, доступ в которое есть у Бога и его вечного спутника. Таким же образом он поступил с DEI, предложив собственный ход интервью.
DEI: Вы не всех к себе подпускаете, вы чувствуете, что этот человек не ваш?
МАМОНОВ: Я с этим борюсь. Раньше, какие там интервью… Я – Мамонов, пошли все на х… Я бы сюда и не спустился. Обсуждение… Я сам король, я все знаю… Вот как было. Я расшвырял столько народу, я расшвырял столько друзей…
DEI: Жалеете об этом?
МАМОНОВ: Конечно. И стыдно, стыдно безумно смотреть на себя через время. Вот на видео снимали что-то в 95-м году, как я общаюсь с людьми. Стыдно… Я специально смотрю: смотри, дурак… И слезы льются, сколько я мимо пролетел… затоптал все это… И водка, это ужас, ужас… Как Господь терпит, как Господь любит.
DEI: Сейчас, когда Вы многое поняли в себе, Вы многое можете объяснить? Я думаю, это большой труд - снова погружаться в чужие идеи, принимать направление режиссера, сценария, и в смирении пройти все до конца. Что вы получили от этого процесса лично для себя?
МАМОНОВ: Я попытаюсь Вам объяснить совершенно с другого бока. Древние святые отцы, которых я читаю и поучаюсь, пишут убедительно, потому что опытным путем, путем безмолвия, чувств они достигали этих состояний — познали настоящую молитву к Богу. Когда молча стоишь в изумлении и созерцаешь Бога. Вот, что очень важно.
Похожее состояние было у всей съемочной группы, когда мы снимали это кино. Я не сравниваю уровни, но вот мы в изумлении, я правду говорю. Мы все придумали с Виктором Ивановичем(Сухоруковым), с Пал Семенычем (Лунгиным). Обсудили. Выходим снимать и снимаем совершенно другое, не сговариваясь. У меня были только боязнь и трепет – во славу Божию все сделать, а не сусальничать, не свалиться ни туда, ни сюда. Ни в свечечки и сю-сю, ни в пот и кровь. А все-таки показать, что вера наша православная - это просто путь, это жизнь, и нет такого, что где-то там Бог, а где-то там жизнь. Это и есть жизнь. И это трудно. Но это и радость великая.
На мой взгляд, самый основной недостаток нашей картины - это то, что нам практически не удалось показать ту радость, которую Господь нам дает. Это можно снять и показать тогда, когда она действительно есть. А это такие состояния, когда благодать посещает. Как Серафим Саровский говорил: «Стяжи дух мирен и вокруг тебя тысячи спасутся». И это так. Когда на тебя благодать нисходит, вокруг тебя начинают происходить чудеса. Все люди тебе кажутся хорошими, все добрые. Вот этого не было. Чуть мелькнуло, когда я на острове клюковку съел, кораблик пустил. Здесь не было юродства, а они немножко не в ту сторону потащили. Это попытки показать, как хорошо с Богом, как спокойно, как крепко и надежно с Богом. Когда чистое сердце, когда безмолвие чувств не борет помыслы, когда отступает искушение. Как происходит в духовной работе: вот у меня бывает, будто прямо Господь подает: утром встал, если плохо себя чувствуешь, то точно знаешь, что вечер будет хороший, потому что так уж заведено. И тот же мой любимый Исаак Сирин пишет: «Если твой корабль плывет верным курсом, дуют попутные ветры, не мешают подводные течения, нет ни одной мели, скалы или рифа, берегись, что-то не так».
То есть, Господь специально искушения допускает, потому что золото в огне закаляется. И ты набираешься этого опыта, тебя болтает и колбасит так и сяк, поднимаешься на молитву,а тебя иногда прямо с ног сбивает и падаешь без сил. Правда, здоровый, не пьяный, не вру… Выкарабкаешься, встанешь, начинаешь: «Господи, помилуй!», потом уже молитву потихоньку и видишь, как отступает бес, отступает… Рассвет пошел. Зачем мне это Господь дал? Чтобы закалить меня, чтобы я на собственном опыте узнал, что порой кажется - тоска непроглядная, мрак, все, не подымешься, ничего не интересно, лишь бы сейчас нажраться, забыться… Аллё, дружок, вспомни, что было позавчера – то же самое: помолился, встал, пересилил. Что было вечером? Как сидел в недоумении и счастлив, счастлив… Вот таким этот опыт веры драгоценен для каждого верующего человека. Что такое вера? Это уверенность в вещах невидимых.
Мы же трехсоставные – дух, душа, то есть чувства, эмоции, и плоть. Не душой и плотью, а духом начинаешь укрепляться, просвещаться. И тебе становится ничего не боязно. Боязно становится только согрешить. В одном стихотворении у меня написалось: «Несу в ладошках свое маленькое сердце…» Вот лишь бы не потерять вот это. А как Исаак Сирин пишет, как в жемчужине образуется жемчуг. «Устрица раскрывает створки, и туда попадает луч света или удар молнии. И тогда образуется жемчужинка».
Так и наше сердце, если мы его откроем Господу и будет алчба у нас, будет жажда – ударит Господь и появится эта жемчужина и вот это ни за что не отдашь, это ценнее и дороже всего на свете. И это ни на какие ковриги не променяешь. Я знаю, у меня уже бывало, и потом я, окаянный, предавал дружбу, опять сваливался, и Господь опять меня прощал. Как сказано, что все наши грехи – горсть песка, брошенного в океан милосердия Божия.
Вот как, по-честному. Я не пижоню, не поэтизирую, по-честному так. Что мне чудеса – вот они чудеса, со мной, окаянным. Вот такое бывает и пишется:
«Сердце чистое-чистое, высоко-высоко,
мысли быстрые-быстрые,
и снега далеко простираются внешние.
А внутри по песку скачут пташечки вешние, позабыв про тоску.
Скачут крошечки-мушечки, берега-берега,
я сижу на опушечке, за спиною пурга.
Я стою у березыньки, потихоньку пою,
кто-то маленький, розовый слышит песню мою.
Хорошо мне по краюшку проходить босиком.
Если это не рай еще, то я с ним не знаком.
Я не ведаю вечности, да и как я могу,
посреди бесконечности устоять на бегу».
DEI: А были стихотворения, написанные на съемках?
МАМОНОВ: Да, там и началось. Но там другие стихи, не помню их наизусть. Такой длинный, белый стих, больше размышление.
DEI: А напечатать?
МАМОНОВ: Я придумал, но не буду рассказывать. Я не буду книжку, я придумал одну безумную идею, а расскажешь, Вы же знаете, Вы сам автор – скажешь, пропал.
DEI: Но все-таки есть это ощущение, что нужно помалкивать?
МАМОНОВ: Господь и святые отцы нас учат, очень просто пишут: будешь дверь в парную открывать, не будет пара.
DEI: А что говорит ваша супруга, когда вас нет?
МАМОНОВ: "Скучаю,- говорит,- тоскую без тебя, миленький мой, приезжай скорее. Без тебя вообще нет смысла жизни." Вот зубки она сейчас делает, говорит: "Ой, как больно, больно, папочка (она меня папочкой называет)." Я ей говорю: "Ничего, Олюнь, потерпи, помолюсь, попросим Антипушку".Был такой святой, помогал от зубной боли, и мы ему молимся. Через час звоню: полегчало. Вот так мы с ней и живем. Но бывают и злючки всякие… Я же человек непростой, мне то не так или это не эдак, то я одинокий, то я художник тонкий такой, а вокруг сплошная грубятина.
DEI: Что такое, по-вашему, обаяние личности?
МАМОНОВ: А это все чепуха. Этот шарм, харизма… все это чепуха. Это все эмоции, чувства. Сегодня одно чувство - дождичек, завтра другое чувство – солнышко, послезавтра – поскользнулся, ногу сломал. Так что ж, так и жить по чувствам, или, наконец, будем жить по законам? Давайте лучше по законам, вернее будет, а то забредем в такое никуда, что потом не выберешься. По обаянию, по шарму, по харизмам, кармам… давайте с этим закончим, а будем жить по закону, не делая ближнему того, что ты бы не хотел, чтобы делали тебе. Хотя бы так.
Полную версию интервью смотрите в журнале DE I №6
© DE I / DESILLUSIONIST №06. «Мамонов: ПОТЕРПИМ, УМРЕМ, А ТАМ ПОСМОТРИМ»
|
